31.01.2024 · История ·
Все знают и прекрасно понимают, что люди – не Боги, «свойство которых ни в чем не ошибаться» (Демосфен); не Боги и лидеры государств, вожди целых народов и/или устроители (властители) империй. Даже если это носители самой, что ни на есть, «длинной воли»! Они тоже не гарантированы от больших ошибок, которые ничем не исправишь». И вообще практика земной жизни говорит о том, что всем нам без исключения свойстственны ошибки, просчеты или просто опрометчивые действия... Но в данном утверждении есть нюанс: если ошибки, просчеты или опрометчивые действия простых людей чреваты издержками или потерями на их жизненном пути (возможно, даже с серьезной коррекцией судьбы), то аналогичные «вещи» со стороны великих и/или сильных мира сего чреваты серьезными последствиями для судеб целых стран и народов – последствиями, которые «громким эхом» могут отзываться спустя многие десятилетия, а то и столетия после их совершения. В этом смысле не является исключением и такая мощная, глобально мыслившая и жестко действовавшая как внутри страны, так и на мировой арене фигура, как Сталин. Там более, если учесть особенности психотипа советского вождя, его невероятную подозрительность и недоверие к людям. Но были тому причины и другого рода – в частности игнорирование им ряда важных «максим» геополитической науки.
Несмотря на то, что Сталин почти всегда добивался результата, на который рассчитывал, который соответствовал его мировúдению и/или идеологическим предпочтениям, в политическом плане (включая его гео-составляющую) и стратегическом отношении, с нашей точки зрения, он допускал иногда серьезные просчеты, если не сказать больше – ошибки. Но важно при этом почеркнуть: в некоторых случаях (как, например, в вопросе «коренизации» национальных окраин СССР, начавшейся с его подачи еще в 1921 г. и вылившейся, в частности, на территории исторической Малороссии чуть ли не в тотальную «украинизацию») 1 ему хватало смелости и мужества кардинально менять политический курс; в других – он был неуступчив, даже ощущая, пусть и со временем, ошибочность своих решений, не признаваясь в том публично. В других ситуациях Сталин был абсолютно неуступчив и чувствовал себя непогрешимым. Так, скажем, в 1944/1945 гг. он решил по-своему вопрос о приращения территории СССР: мало того, что за счет соседей, но и таким образом, что «подарил» новые приобретения... Украине. О целесообразности именно такого изменения границ на западе бывшей Российской империи и нового наращивания территориального массива Украинской ССР до сих спорят исследователи и эксперты. В этой связи, особенно в контексте современного кризиса на Украине и вокруг нее, многие из них задаются вопросом, а не было ли присоединение к СССР Западной Украины в 1939 г. (а окончательно в 1944 г.) геополитическим просчетом Сталина или даже его стратегической ошибкой? И есть веские основания так думать. Предлагаемый вниманию читателя очерк является посильным вкладом автора в эту дискуссию. Хотя, по большей части, это скорее наше размышление на актуальную тему с выходом в план геополитики.
Нам никуда не деться от того факта, что большевизм в его ленинской версии (читай: изначальный интернационализм) давал о себе знать у Сталина, доминируя над его, в общем-то склонностью решать сложные геополитические вопросы в духе Real Politik. Разве не так? Взять хотя бы проектирование Советской Украины как отдельной республики в составе Союза СССР! Заимствовав у немцев, идею «Украинской республики» и буквально лепя ее из разнородных кусок (сельской, хуторской Малороссии и индустриального русского Донбасса, с захватом части земель Области Войска Донского, польской Галиции и румынской Северной Буковины), после окончания Гражданской войны Ленин и Сталин вроде бы начали создавать единое государство, то есть «Большую Россию-Евразию», пусть и под красными (тогда красными) знаменами. Но у большевиков как очень верно заметил известный писатель, публицист и общественный деятель, сам из монархистов, В.В. Шульгин, «в то время был свой расчет. Они очень надеялись тогда на мировую революцию. С этой точки зрения всякие "всякие национальные республики", которые "добровольно" вошли в СССР, – были весьма удобны. Большевики рассчитывали, что по примеру Украинской в СССР войдут Польская республика, Литовская, Латвийская и другие прибалтийские, затем Чешская, Румынская, Венгерская, Австрийская, Болгарская, Сербская, Хорватская, Словенская – словом, все балканские, а вслед за ними республики Германская, Французская и остальные европейские, потом еще Англия и, наконец, Америка! Но все эти «пышные расчеты» рухнули, но тут, как пишет В.В. Шульгин, «на помощь Украинской республике» пришло «весьма занимательное психическое состояние Сталина (как диктатора). «Оперетка с переодеванием в национальные костюмы понравилась и нравится до сих пор первобытному тщеславию (заметим, что текст написан В.В. Шульгиным в 1939 г. – В.Р.), к которому был весьма наклонен Джугашвили. Приятно быть неограниченным повелителем и одной страны, но куда величественнее стоять во главе одиннадцати государств, в том числе и "Украинской республики"». И вот уже как двадцать лет большевики «без просыпа украинствуют» [2]. Как оказалось, вопреки реальной истории земель, занимаемых так называемой Ук-раиной – по большей части лимитрофной территории между Польшей и Россией, а в немалой части так и просто территории «Большой России»! Да, безусловно, «украинизацию», принесшую столько бед исторической России, к началу 1930-х гг. И. Сталин прервал, но « мину замедленного действия» на будущее он все же заложил. Заложил в виде Украинской ССР, территорию которой еще перед войной стал интенсивно наращивать и которая, будучи одной из советских республик, после 1945 г. напрямую вошла в ООН.
Надо сказать, что у И. Сталина, как и советского руководства вообще в пред-военные годы имела место своего рода зацикленность на европейской судьбе СССР – на приращении территории западных окраин бывшей Российской империи и «перекрытии» лимитрофной зоны от Балтики до Черного моря. И, между прочим, к моменту, когда «Советы» в практическом ключе занялись ею, в мировой науке многие из тогдашних ее светил хорошо знали, с какой сложной, перманентно не-стабильной зоной приходится иметь дело, когда речь идет о западном сегменте Великого Лимитрофа (термин В.Л. Цымбурского) [3]. Владей советский вождь к 1939/1940 гг. этими знаниями, возможно, он бы остерегся опрометчивых шагов в таких, наиболее уязвимых точках российско-европейского «междумирья», как Западная Украина – регионе, долгий период времени находившем под юрисдикцией Габсбургов [4]. Справедливости ради, все же стоит сказать, что уже в ходе войны Сталин и его советники из дипломатической сферы стали больше обращать на особенности «морфологии» и на саму проблематику лимитрофных территорий. Достаточно обратиться, например, к хорошо известной ныне записке зам. главы советского МИД И.И. Майского, чтобы сделать такой вывод. Явно предвкушая грядущую победу Красной армии над силами нацизма/ фашизма и рассуждая о том, что «при построении будущего мира и послевоенного порядка должно быть создание такого положения, при котором в течение длительного срока были бы га рантированы безопасность СССР и сохранение мира, по крайней мере, в Европе и в Азии», известный советский дипломат писал, что, если для залечивания ран, нанесенных войной, СССР понадобится около 10 лет, то сроки обеспечения безопасности и мира будут много больше: как минимум 30 и максимум 50 лет. Грубо говоря, писал он, «речь идет о жизни двух поколений». При этом он уделял особое внимание западному сегменту будущих границ СССР. И.И. Майский полагал так: «Для достижения выше-указанной цели необходимо прежде всего, чтобы СССР вышел из нынешней войны с выгодными стратегическими границами (выделено нами. – В.Р.). В основу этих границ должны быть положены границы СССР в 1941 году. Это не исключает, конечно, возможности частичной модификации данных границ (например, с Польшей, с Румынией, с Финляндией и т.п.) в зависимости от нашей выгоды или необходимости считаться с политикой США и Англии. Но основой все-таки должны быть границы 1941года» [5].
Кстати, о лимитрофности. Как очень точно было сказано тем же В.В. Шульгиным, правда, уже в другом его тексте, построить государство (тем более, независимое) в геополитическом и культур-цивилизационном «междумирье» – задача не из легких! Если она и достижима, то лишь под чьим-то патронажем (да и то на время) и при обретении в итоге статуса автономного субъекта в составе другого – крупного и действительно суверенного – государства. В.В. Шульгин обращал внимание на тот факт, что, «просмотрев всю историю Малороссии, мы убеждаемся, что никогда, ни в какую эпоху Украинской державы не существовало. Земли же, которые, скажем, в условиях оккупации в 1918 г. стали зачисляться» в сфрабрикованную при немцах и при их непосредственном участии (и явно в пику исторической России) украинскую державу, «всегда и неизменно считали себя русскими, Причем в более древний период назывались просто Русью, а в позднейший – Малой Русью. Это, впрочем, вполне понятно. Слово "Украина" означает то, что находится "у края", т.е. оно равносильно слово "окраина". Независимое государство ее может быть окраиной. Если бы оно было окраиной, то оно было бы зависимо от того государственного целого, окраиной которого оно является. Земли, которые обозначались термином "Украина", всегда и являлись окраиной какого-нибудь государства – Руси, Польши, Литвы, Москвы...» [6]. Другой вопрос, что стремление любой ценой создать украинское государство в зоне Великого Лимитрофа (ВЛ), неоднократно имевшее место в истории (то со стороны Венского двора, то со стороны кайзеровской Германии) и рождавшее порой неудержимое «украиноблудство», если и удавалось, то, во-первых, лишь на время, а во-вторых, приводило к появлению на карте Евразии псевдогосударства, или, как сказал бы Л.Н. Гумилев, геополитической «химеры». Именно так... как бы это ни было противно устремлениям «самостийников», иным из которых упертости на ниве создание и выстраивания «соборной украинской державы», и не где-нибудь, а на пространстве от Карпат до Кавказа, не занимать!
Но в преддверии войны И. Сталин действовал весьма решительно именно в западном сегменте ВЛ. Мы имеем в виду серьезную территориальную экспансию СССР. Более конкретно, речь идет о Балто-Черноморской зоне, Здесь мы, естественно, вспоминаем проведение в 1939 – 1940 гг. финской кампании, присоединение в 1940 г. прибалтийских государств, инкорпорирование в 1939 г. в лоно СССР подконтрольных с 1919 г. Польше Западной Белоруссии [7] и Западной Украины [8] (когда для всех стало ясно, что польское государство больше существовать неспособно), плюс к тому, как уже сказали, аналогичные шаги в Северной Буковине и Бессарабии в 1940 г. Особенно значимыми в плане геополитики (читай: сталинского алгоритма ведения дел в духе Real Politik) стали действия Кремля по разделу сфер влияния с Германией в Восточной Европе в целом и в Польше в частности. Как мы знаем теперь, это было предрешено подписанием в 1939 г. двух основополагающих договоров между СССР и гитлеровской Германией – «Договора о ненападении», более известного как Пакт Молотова–Риббентропа (в августе того же года), и «Договора о дружбе и границе» (в сентябре…). Известно, какую ярость вызывают эти документы, особенно «секретные протоколы» к Пакту, у нового поколения польских националистов, у наследников дела ОУН-УПА в Украине и «лесных братьев» в Прибалтике, которых нет-нет да поддерживают иные русофобы в странах Запада и в таких организациях, как ОБСЕ, ПАСЕ и т.д. Заметим, однако: все то, что ныне публикуется как «секретные протоколы» к Пакту Молотова–Риббентропа иными исследователями рассматривается как недостоверные документы [9].
Естественно, что болезненнее всего это ударило по Польше, в отношении которой сработал известный геополитический закон, максимы которого гласят: а) сильная Германия + слабая Россия = доминирование Германии в Польше; б) слабая Германия + сильная Россия = доминирование России в Польше; в) сильная Германия + сильная Россия = нет Польши [10]. Ко всему прочему, тогда в отношении к Польше сыграла немалую роль и личная неуступчивость И. Сталина, плюс его желание непременно насолить полякам (сработала его память о поражении большевистской России в войне с Польшей в 1920 г. крепко сидевшая у него в голове). На волне ус пехов Красной армии летом 1944 г., движимый эйфорией грядущей побе ды над нацистами, Сталин по-другому воспринимал геополитическое будущее западного сегмента ВЛ и будущее ЦВЕ вообще. В этом смысле весьма показателен его диалог в августе 1944 г. с премьером польского правительства в изгнании С. Миколайчиком и рядом других польских деятелей. В ходе его «вождь всех народов» показал себя весьма умелым переговорщиком, но в то же время неуступчивым геополитиком. Другое дело: знай он наперед, с каким этно-региональным «комплексом неполноценности» и с какими жесткими, не просто анти-коммунистическими, а открыто русофобскими силами ему придется столкнуться на западных окраинах СССР сразу же после войны, И. Сталин, наверное, призадумался бы: стоило ли присоединять этот «регион повышенного риска»? Увы, история не знает сослагательного наклонения. И ныне мы видим, во что обошлась нам и России в целом опрометчивость «вождя всех народов...».
Тем не менее, мы не можем отказать себе в удовольствии, чтобы не привести один показательный фрагмент состоявшейся тогда беседы Сталина с эмиссарами польского правительства в изгнании.
На вопрос премьера С. Миколайчика, каким он представляет себе границы Польши, Сталин ответил, что Советское Правительство считает, что восточная граница Польши должна проходить по «линии Керзона», западная по р.Одер с оставлением города Штеттин у поляков, район же Кенигсберга с самим этим городом – остается у русских. С. Миколайчик уточняет: что, следовательно, Львов и Вильно остаются в составе Советского Союза. Сталин «парирует» и говорит, что, согласно ленинской идеологии, все народы равноправны, и он «не хочет обижать ни литовцев, ни украинцев, ни поляков». С. Миколайчик, в свою очередь, заявляет, что «потеря Львова и Вильно будет обидой для польского народа. Польский народ этого не поймет, так как считает, что Польша не должна нести ущерба, хотя бы потому, что в Польше не было ни одного квислинга». На то И. Сталин замечает, что «это не будет ущербом для Польши»; что «линия Керзона» придумана не поляками и не русскими. Она появилась в результате арбитражного решения, вынесенного союзниками в Париже» (правда, русские не участвовали в разработке «линии Керзона»). Он, тов. Сталин, должен при этом сказать, что мало найдется русских, которые согласятся на то, чтобы Белосток отошел к Польше, как это получается по «линии Керзона». На это С. Миколайчик заявляет: «если тов. Сталин сделает великодушный жест, то он получит благодарность польского народа и найдет союзника в нем». Тот, однако, непреклонен и заявляет, что «Львов окружен украинскими селами. Советское Правительство не может обидеть украинцев. Нужно учитывать, что в Красной Армии много украинцев и что все они неплохо дерутся с немцами. Украинцы не потерпят того, чтобы Советское Правительство отдало Львов».
Вступивший в беседу Грабский заявляет, что он считает дружбу польского и рус- ского народов самым важным делом для борьбы славянства с германской экспансией, и потому польский народ будет очень благодарен Маршалу Сталину за то, что границы Польши передвинутся дальше на запад. Но он, Грабский, просил бы учесть следующее. Ни одно союзное государство не выйдет из этой войны уменьшенным в своей территории. Поляки хорошо понимают, насколько важно, чтобы в Польше не было украинского и белорусского вопросов. С другой стороны, он, Грабский, просил бы считаться с тем, что если польское государство выйдет из войны уменьшенным, то польский народ будет чувствовать себя обиженным». Любопытно, как «парирует» данный тезис Сталин. По его мнению, «если подойти к проблеме славянства с исторической точки зрения, то можно заметить, что в результате первой мировой войны была воскрешена и восстановлена Польша. Он, тов. Сталин, думает, что в результате нынешней войны будут воскрешены особенно украинский и белорусский народы, и было бы несправедливо нанести им обиду». Грабский, в свою очередь, заявляет, что «белорусский и украинский народы не будут обижены, если разделить спорные территории пропорционально населению польской, белорусской и украинской национальностей и если затем произвести переселение». Но и тут И. талин начеку, он заявляет, что «поляки получат вместо Львова Бреслау. У них будет достаточно руды и угля в Силезии». Но «с потерей Львова в Польше не будет нефти», – заявляет Грабский. Ничего страшного, говорит И. Сталин: «на противоположном склоне Карпат имеется много нефти. Эти месторождения нужно полякам разведать. Кроме того, у поляков будут химические заводы в Силезии для производства синтетического горючего». Тут в спор Грабский вбрасывает историко-культурные аргументы, заявляет, что «со Львовом связано очень много исторических и других традиций!». На это Сталин задает вопрос, а как же быть с украинцами?». Грабский отвечает, что у них есть Киев, на что И. Сталин тут же отвечает: но у поляков ведь есть Краков и Варшава! [11].
В свете того, что происходит в Украине, начиная с 2014 г., когда униаты-западенцы – не важно: последыши ли это Мельника и Бандеры или хуже того «воздыхатели» у праха головорезов из дивизии «Галичина» – нагло и жестко навязали всей стране свою идеологию, дикую русофобию и вообще привели к фашизации политической системы «незалежной», мнение о том, что в долгосрочном плане Сталин ошибся, звучит достаточно убедительно [12]. С мнением Н.А. Нарочницкой солидарен и А.И. Фурсов, который писал: если забежать на несколько десяти-летий в прошлое и вспомнить, как и зачем Сталин присоединил Западную Украину к СССР, нельзя не отметить, что «перед войной это было абсолютно правильно, но после войну нужно было вернуть ее полякам, потому что нельзя глотать то, что не можешь переварить. Это окатоличенный регион, это бывшая Галиция – это не русские. Это восточные украинцы – русские, а это – не русские» [13], точнее говоря, за долгие столетия пребывания в лоне «чужих» государств «переформатированные» и окатоличенные русские люди. Посему, по А.И. Фурсову, и Львов (до войны это вообще польско-еврейский город) не надо было оставлять в составе создававшейся тогда советской Украины, размежевавшись с Польшей по р. Збруч! Кстати, еще один любопытный момент о Львове. В своей работе «Дипломатии» знаменитый дип ломат и историк-международник Г. Киссинджер приводит фрагмент бесе ды Рузвельта со Сталиным в начале 1945 г., когда американский президент попросил его оставить этот город в составе Польши, дабы «умиротворить критикующих его в Америке лиц польского происхождения», на что советский вождь тогда ответил, что он и захотел бы сделать Рузвельту приятное, но «у него у самого тогда возникнут непреодолимые проблемы с его собст- венным украинским населением» [14].
Но советско-германский пакт очень жестко ударил также по двум другим регионам. Во-первых, по Закарпатью (Подкарпатской Руси). Анализируя сложившуюся здесь в преддверии войны ситуацию, вышеупомянутый И.П. Лысяк-Рудницкий резонно замечает, что «Подкарпатская Украина (для него это часть Украины, для нас же это часть, точнее древний осколок «Большой России». – В.Р.) была пробным камнем в германо-советских отношениях. Разрешение Гитлера на оккупацию Карпатской Украины Венгрией... проложило путь к взаимному сближению Берлина и Москвы и германо-советскому пакту от 23 августа 1939 года» [15]. Безусловно. Что ожидало вследствие этого венгерско-русинское население данной лимитрофной территории – тогда мало кого интересовало в сталинском СССР и гитлеровской Германии! Это им (особенно СССР), конечно же, «аукнулось», но потом, некоторое время спустя... Во-вторых, в полной мере последствия советско-германского пакта в полной мере ощутила на себе Прибалтике. В той же Латвии, например, до сих пор (и не без основания) считают, что их страна перед войной оказалась ареной столкновения геополитических интересов Германии и сталинской России. Отсюда та незавидная дилемма, которую пришлось в 1939 г. решать латышам: «Или идти с немцами против русских, или с русскими против немцев». В этой логике они до сих пор ведут отсчет своей драмы, начиная с августа 1939 г.
Как ныне известно, перед тем, как был подписан указанный Пакт, Гитлер через Риббентропа предложил Сталину разделить сферы влияния Германии и СССР таким образом, что Финляндия и Эстония становились советской зоной влияния, Литва отходила бы к Германии, а Латвию разделили бы пополам по Даугаве. Но «вождь всех народов...» на это не согласился. По его замыслу, вся Латвия и значительная часть Литвы должны были войти в советскую зону влияния, поскольку, с его точки зрения, Балтийский флот нуждался в незамерзающих портах Либава (Лиепая) и Виндава (Вентспилс). И Гитлер тогда пошел навстречу Сталину, согласился на то, чтобы «Советы» имели доступ к незамерзающим портам, имели бы гарантированную возможность их использования и пути к ним. Латвия вынуждена была на это согласиться, так как И. Сталин не преминул заметить, что иначе их оккупирует Германия.
5 октября 1939 г. договор о взаимопомощи сроком на 10 лет был подписан. Было оговорено, что на территории Латвии разместятся 25 тыс. советских солдат. Тогда речь не шла об оккупации Латвии или аннексии ее территории. Договоренность была лишь о том, что на ее территории разместятся советские военные базы. Однако летом 1940 г. Москва начала разговаривать с Ригой уже по-другому. Сталин захотел присоединить Латвию, а заодно с ней Литву и Эстонию. 16 июня 1940 г. В.М. Молотов передал латвийскому послу Ф. Коциньшу требования Москвы: правительство республики уходит в отставку, формируется новое, и в страну входят дополнительные советские войска. В.М. Молотов объяснил: если требования не будут приняты, то Москва примет соответствующие меры. В ситуации невозможности противостояния советской армии, но заметив, что советская сторона Москвы идет на явное нарушение Договора о взаимопомощи. тогдашний президент Латвии К. Ульманис принял ультиматум Москвы. Так началась насильственная интеграция Латвии, а вместе с ней и других прибалтийских лимитрофов в лоно СССР. Последствия этого стратегического шага (читай: сталинского просчета) вот уже многие годы расхлебывают поколения, родившиеся после его смерти. И в самой Прибалтике, где до сих пор за это мстят русским/русскоязычным жителями, и в России [16].
В итоге Советский Союз приобрел в западном сегменте ВЛ, и надолго, «головную боль»: решая в краткосрочной перспективе задачи безопасности, точнее говоря, расширения «пояса безопасности» и максимально возможного перемещения государственной границы на запад путем инкорпорирования в свой состав ряда восточно-европейских лимитрофов (в случае с Финляндией, учитывая вечную угрозу Питеру, это все же было оправдано, хотя и здесь исторические обиды финнов оказались весьма устойчивыми, да и тема «возвращения Карелии», как, впрочем, и дискурс о «Великой Финляндии» время от времени вбрасывается в общественное сознание [17]), он был вынужден долгие десятилетия слышать обвинения в агрессии и оккупации Бессарабии и Северной Буковины, Прибалтики и Западной Украины. Но что самое важное – был вынужден решать проблемы, перманентно производимые этими территориями, причем во второй половине 1940 – начале 1950-х гг. даже военным путем (учитывая многолетник партизанские действия ОУН-УПА на западе Украины, «лесных братьев» в Прибалтике и т.д.). Многие из них (особенно проблема Галиции) аукнулись в России даже за порогом существования СССР.
Уточним здесь свою позицию. Пусть Сталин и был далек от геополитической проблематики ВЛ, пусть он даже не знал о предостережении великого провидца П.Н. Дурново, предупреждавшего царя еще в 1914 г. об опасности интеграции Галиции в лоно Российской империи [18], что сомнительно. Ведь впервые текст данной записки был опубликован в 1922 г. в таком официальном литературном журнале, как «Красная новь», который Сталин читал постоянно. Пусть так, но... Все равно вызывает удивление сталинская «позиция по Западной Украине (Галиции)», а именно: его неизменное желание забрать ее у поляков. До сих пор не очень понятно, как советский вождь мог не видеть или просто не хотел видеть, что он «забирает в СССР», какой сложнейший и «трудноперевариваемый» этнорегиональный комплекс – мало того, что сильно ополяченный, но и окатоличенный (с «гибридом» католицизма и православия восточного обряда в виде униатства)? А ведь в среде интеллектуально продвинутых большевиков он считался едва ли не главным «спецом» по этнонациональным вопросам, причем еще с дореволюционных времен и позже – уже при формировании СССР. И по этой причине он хорошо разбирался в этнонациональных отношениях. Но вот в случае с Украиной (Малороссией как таковой + Галиция/Волынь/Закарпатье) он все-таки не до конца понимал, с каким сложным в геоцивилизационном и конфессиональном плане комплексом придется иметь дело!
Есть, правда, косвенные данные о том, что И. Сталин с некоторой опаской начинал решать украинский вопрос. Имеется, например, любопытное свидетельство одного из авторитетных американских советологов А.Б. Улама (кстати, уроженца Львова, до 1939 года проживавшего в Галиции). Говоря о заявлении В.М. Молотова немецкому послу в Москве В. фон Шуленбургу (от 21 сентября 1940 г.) в связи с намерением СССР аннексировать Буковину, он отмечал, что оно «отражает реальное опасение, которое стояло за многими советскими внешнеполитическими акциями нескольких последних лет; в любой возможной войне Украина будет ахиллесовой пятой Советского Союза. Начиная со времени доклада Сталина на XVIII съезде партии все указывало на то, что украинский вопрос советское руководство считало критическим эле-ментом в случае какой бы то ни было внутренней опасности внутри неотъемлемых частей Советского Союза» [19]. Но в итоге в Москве решили его по-своему, а именно не совсем адекватным природе этого лимитрофного пространства образом, просто путем приращения территории Украинской ССР... за счет соседей.
Между прочим, Сталин мог совсем по-другому чем вышло в итоге, решить судьбу Подкарпатской Руси, с 1919 по 1939 г. находившейся под юрисдикцией Чехословакии, получив от нее после «мюнхенского сговора» неожиданную автономию, а с 1939 по 1944 г. бывшей под оккупацией хортистской Венгрии. В данном случае речь идет об исконно русской территории (в X–XI вв. она входила в состав Древней Руси и столетиями испытывала венгерскую экспансию), и для немалой части местного населения в 1945 г. вхождение региона в состав Украинской ССР, а не в состав СССР в качестве отдельной (самостоятельной) республики с доминирующим этноядром в виде русин стало настоящей трагедией. Ведь при втором варианте русины Закарпатья возвращались бы к своей «матери-родине», освободившись тем самым от австро-венгерского гнета. Да и «украинство» здесь особо не проросло: статоним «Украина» и этноним «украинцы» стали распространятся здесь лишь при чешском владычестве, т.е. после Первой мировой войны, будучи занесены сюда ретивыми интеллектуалами из числа галичан. Когда в 1930-х гг. Гитлер начал оккупировать Чехословакию, то он воззвал к своих наемникам, галицким сепаратистам по всей Чехословакии и Германии и выслал всех в Карпатскую Русь с поручением провозгласить ее как Карпатскую Украину, начав работу в пользу Германии, в ущерб всем славянам и особенно СССР.
Таков был исторический контекст решения И. Сталиным вопроса о дальнейшей геополитической судьбе Закарпатья, тем более, что он оттуда исходил настоятельная просьба/призыв побыстрее определиться с этим. Проблема была в том, что в Закарпатье имела место борьба русофильской и украинофильской ориентаций, и «вождь всех народов» должен был прислушаться к мнению сторонников той и другой. выбирать, по какому геополитическому track’y двигаться в этой части ВЛ дальше... Представители различных сил обратились к И. Сталину с письмом, где просили его включить «Землю русинов» в состав СССР. Но эти письма различались кардинально: если в одном письме, речь шла о «вечном желании жителей региона (как закарпатских украинцев) присоединиться к остальной Украине, за что ратовали местные коммунисты, подогреваемые из Москвы, то в другом выражалась позиция съезда православного населения в Мукачеве в ноябре 1944 г. и говорилось о том, что проживающий в Закарпатье народ – русский, что «Наша русскость не моложе Карпат!». Главным посылом второй группы карпатороссов было четкое заявление их позиции, согласно которой, они решительно против присоединения своей территории к Украинской ССР. «Мы не хотим быть ни чехами, ни украинцами, мы хотим быть русскими (русинами) и свою землю желаем видеть автономной, но в пределах Советской России». Их лидеры Ф. Сабов и А. Коболюк выдвинули тезис о предпочтительности вхождения бывшей Подкарпатской Руси либо в РСФСР, либо напрямую в СССР на правах отдельной советской республики.
Но, увы, «вождь всех народов...» решил вопрос с Закарпатьем посвоему: регион был оторван от Чехословакии и включен в состав Украины на правах всего лишь административной «единицы»: в апреле 1946 г. было объявлено о создании Закарпатской области УССР, плюс к тому – специальным указом было официально запрещено использовать название «русины», вследствие чего в паспортах карпатороссов в графе национальность появилась запись «украинцы» [20]. Одним словом, и на этом участке ВЛ Сталин «позаботился» о том, чтобы прирастить территорию именно Украины, а не СССР как такового. Впрочем, «неистовая забота» Сталина об усилении территориального массива и демографического потенциала Украины (будущей «незалежной»...) имела место и до 1946 г. Мы имеем в виду переход в 1940 г. от Румынии к СССР территории Бессарабии, т.е. междуречья Прута, Дуная и Днестра. Руководство Молдавской ССР рассчитывало, что в состав их республики войдет весь массив бывшей Бессарабской губернии Российской империи (с городами Измаил, Аккерман, Хотин), что встретило жесткое сопротивление руководства советской Украины. И тогда вопрос о контроле над Южной Бессарабией (регионом Буджака) был решен не в пользу молдаван, а украинцев. А ведь он мог быть решен и в пользу РСФСР, которая также вполне могла претендовать на Южную Бессарабию, учитывая стратегическую значимость Нижнего Подунавья. Тем более, что в 1040 г. в двух причерноморских уездах русских было почти столько же, сколько молдаван, но больше, чем украинцев (24,5 % против 17,2 %), а третьей по численности этно-группой (после русских и молдаван) юга Бессарабии были русскоязычные болгары и гагаузы (17,5 %). На момент же существования Аккерманской (она же позднее Измаильская) области Буджак был единственным регионом УССР, где русские были самой многочисленной этнической общностью [21].
Впрочем, это уже другая история, и останавливаться на ней мы не будем.
Примечания и ссылки:
1. Это к концу 1920-х гг. Сталин понял ту опасность, которую для возводимой им «империи» представляла «украинизация» малороссийской окраины, где обитала большая этно-общность, где находился один из важнейших индустриальных и сельскохозяйственных «резервуаров» СССР и одновременно его важнейший военно-стратегический форпост. По мысли А. Авторханова, он понял, наконец: «Если бы национальный уклон на Украине перерос во всеобщее национальное движение, то существование самой советской империи было бы поставлено под вопрос. Тем более, что такое украинское национальное движение немедленно перекинулось бы не только на соседнюю Белоруссию и Крым, но и на Кавказ и татаро-туркестанский мир». Но дело было в том, что такого рода опасное развитие событий (читай: курс на дерусификацию национальных республик) было инспирировано еще в 1921 г. на Х съезде РКП (б) и лично Сталиным! Как подчеркивает тот же А. Авторханов: «Названный съезд дал директиву заполнить партийные, государственные, культурные, хозяйственные органы в национальных республиках представителями местной, коренной национальности, вести в республиканских учреждениях дело на национальном языке, как языке государственном, развивать национальную экономику, национальную культуру, национальную науку, национальную литературу и искусство...». Основываясь на терминологии самого И. Сталина украинские кадры из числа местных... тут же перевели понятие «коренизация» на свой собственный язык, назвав его «украинизацией, Тем самым они вполне логично сочли его официальной политикой партии в национальном вопросе (см.: Авторханов А.. Империя Кремля... С. 53, 54). И весьма показательно, что в середине 1920-х гг. из эмиграции на Украину вернулись едва ли главные теоретики украинского национализма: историк М.С. Грушевский (в 1924 г.), географ и геополитик С.Л. Рудницкий (в 1926-м..).
2. Шульгин В.В. [1939] Украинстующие и мы! // В.В. Шульгин. Россия, Украина, Европа. Избранные работы / сост., вступ. ст. и коммент. А.В. Репникова. − М.: Изд-во «Посев», 2015. − С. 232.
3. Эту специфическую зону мирового геополитического пространства едва ли не первым подверг анализу крупнейший представитель британской геополитики начала XX в. Дж. Фэйргрив. Он назвал ее «cruch zone» и описал это пространство как сеть мелких, политически слабых и экономически зависимых буферных государств, находящихся между Хартлендом и приморскими странами; как сеть, которая тянется от Финляндии к Балканам, проходит через Турцию, Иран, Афганистан и уходит дальше на восток. Как полагал Дж. Фэйргрив, она даже захватывает Сиам и Корею (см.: Fairgrieve J. Geography and World Power. − L.: University of London Press, 1915. − P. 329–330). После работ Дж.Ф. Анстеда (см., например: Unstead J.F. A Synthetic Method of Determining Geographical Regions // Geographical Journal. – 1916. – Vol. 48. – P. 230–249) эту зону стали именовать также «поясом Анстеда». Отметим, что спустя почти три десятка лет американец Н. Спикмен выделил в Евразии «концентрическую зону», располагающуюся между евразийской континентальной массой (Хартлендом) и «Великим морским путем». По его мнению, она включает в себя Западную и Центральную Европу, страны Ближнего и Среднего Востока, затем Тибет, Китай и даже Восточную Сибирь, опускаясь на юг – к Индийскому и Бирмано-Сиамскому полуостровам. Эту «гигантскую материковую кайму», «буферную зону конфликта между континентальными и морскими державами», зону противостояния великих сил Моря (США) и Суши (СССР) он назвал Римлендом (Rimland). Достаточно присмотреться к его геополитической модели мира 1944 г., чтобы увидеть в ней и место очень важного для России Черноморско-Каспийского региона. Он располагается в западном сегменте этого самого Римленда (см.: Spykman N.J. The Geography of the Peace. – N.Y.: Harcourt, Brace and Company, 1944. − P. 43). В более поздний период эта зона именовалась по-разному: так классик американской политической географии Р. Хартшорн называл ее зоной перманентной геополитической нестабильности в Восточной Европе от Балтики до Адриатики (shatter zone); знаменитый французский геополитик Ж. Готтман именовал «приливно-отливными землями» (в том смысле, что находящиеся здесь государства постоянно меняли свою государственную принадлежность).
4. Напомним, что последняя носила в 1804–1867 гг. название Австрийской империи, а в период с 1867 по 1918 г. (до своего распада) – Австро-Венгрии. Из территорий, ныне входящих в состав «не-залежной», под властью австрийского императора и венгерского короля находились Галиция (по-украински Галичина), Закарпатская Украина (Подкарпатская Русь) и Буковина. Все эти регионы имели традиционные связи с Центральной Европой. При этом Галиций было две: западная часть, населенная преимущественно поляками-католиками, и восточная, где тоже жили поляки, плюс значительное число евреев, но преобладало восточнославянское население православного и грекокатолического вероисповедания. Официальная австрийская статистика называла их «рутенами» (Ruthenen, не путать с русскими – Russen). На собственном же языке они называли себя русинами. Так было до конца 1890-х гг., когда многие из них стали склоняться к принятию нового этнонима – к тому, чтобы называться «украинцами». Тем самым они стали как бы отличаться от жителей по другую сторону границы между Австро-Венгрией и Российской империей. На восток от р. Збруч как жили, так и продолжали жить не какие-то новоявленные «украинцы», а малороссы – те же русские (как они себя считали), точнее говоря, особая ветвь единой русской нации. Пытаясь обосновать целесообразность смены этнонима населением Галиции адепты украинского национализма (в частности. И.П. Лысяк-Рудницкий) отмечают, что такая «перемена в названии принесла очевидные неудобства, но она была продиктована желанием подчеркнуть моральное единство (?! – В.Р.) с Надднепрянской Украиной, а также ре-шимостью избежать какого-либо дальнейшего смешения "Руси" с "Россией" (вот это больше похоже на правду. – В.Р.)» (Лысяк-Рудницкий И.П. Украинцы в Галиции под австрийским господством // И.П. Лысяк-Рудницкий. Между историей и политикой / пер. с укр. / под ред. Д. Фурмана и Я. Грицака. – М.; СПб.: Изд-во «Летний сад». 2007. – С.332).
5. Записка руководителя Комиссии Народного комиссариата иностранных дел (НКИД) СССР по возмещению ущерба, нанесенного Советскому Союзу гитлеровской Германией и ее союзниками, И.И. Майского народному комиссару иностранных дел В.М. Молотову по вопросам будущего мира и послевоенного устройства (10 января
1944 г.) // Советский фактор в Восточной Европе:1944–1953 гг.: документы. – М.: РОССПЭН. Т. 1: 1944–1948 гг. / отв. ред. Т.В. Волокитина. – М.: РОССПЭН, 1999 (п. 1, 2 и др.).
6. Записка об отказе В.В. Шульгина от украинского гражданства // В.В. Шульгин. Россия, Украина, Европа. Избранные работы... − С. 173.
7. Как известно, в марте 1921 г. по Рижскому договору, который подвел итоги советско-польской войны 1920 г., часть исконно белорусских земель (Западная Беларусь) отошли к Польше. Но Варшава, что важно подчеркнуть, никогда не признавала их как белорусскую территорию и в официальных документах называла Западную Беларусь не иначе, как «крэсы всходне», т.е. как свои восточные окраины.
8. С тех пор этот регион – «глухая провинция» сначала Австро-Венгрии, а затем панской Польши – стал иметь прямое отношение к собственно Украине, став Западной Украиной. Уточним притом один момент: в 1795 г. Волынь перешла от ликвидированной Речи Посполитой в состав Российской, а не Австрийской империи. Правда, в результате Рижского договора 1921 г. она вновь принудительно была передана в состав Польши. Как бы там ни было, получается, что с 1939 г. за этой частью ВЛ название «Украина» утвердили и узаконили ненавистные укронационалистам большевики, и произошло это после раздела Сталиным и Гитлером столь нелюбимой ими Польши. Все же предшествовавшие этому попытки самих лидеров украинофилов (прежде всего из числа галицийцев) и их лоббистов в Вене «застолбить» название «Украина» и «украинский» не приводили их к успеху. Как свидетельствует знаток вопроса русский историк-эмигрант Н.И. Ульянов, долгий период времени (до 1917 г. уж точно), несмотря на все усилия интеллектуалов-украинофилов названия «Украина» и «украинский» дальше страниц партийной прессы не распространялись. И было ясно, что без чьей-то мощной поддержки извне чужое имя для страны не привьется. Возникла мысль вести его государственным путем. У кого она возникла раньше – у галицийских украинофилов или австрийских чиновников – сегодня трудно сказать. Но точно известно, что впервые термин «украинский» был употреблен в письме императора Франца Иосифа от 5 июня 1912 г. парламентскому клубу русинов (рутенов). Но поднявшиеся толки и резко негативная критика со стороны польских кругов вынудили власти в Вене «отозвать» это название, сославшись на то, что оно было употреблено случайно. Новая попытка имела место в 1915 г., когда членам австрийского правительства была представлена специальная записка, суть которой сводилась к тому, что крайне важно было бы переименовать русинов (рутенов), как обычно называли население Галиции в Австро-Венгрии в украинцев. Но и тогда имперский кабинет министров не прельстился подобными доводами. На-конец, еще один раз лидеры украинофильства попытались испытать судьбу в 1923 г. – на сей раз давя на польские власти (теперь Галиция была уже на территории возродившейся Польши). Ситуацию попытались передавить активисты «Научного общества им. Шевченко» во Львове, которые особым меморандумом просили отменить запрет, наложенный особым меморандумом местного учебного округа на названия «Украина» и «украинский» в отношении Галиции и русинов (руте-нов). Но и этот демарш, как и в 1915 г., успеха не имел (см.: Ульянов Н.И. Происхождение украинского сепаратизма. – М.: Грифон, 2007. – С. 213–214). Так что галицийцам поневоле пришлось ждать до 1939 г. прихода на их земли «Совiтов» и «москалей».
И еще. Если бы не политика Сталина и режим «Совiтов», то едва ли галицийцыуниаты (самые что ни на есть, «щирые украинцы») вольготно чувствовали себя в исторической Малороссии в 1920-х гг., «экспортируя» туда свою пассионарность. Мы имеем в виду безбедное «лабораториях» Вены и Варшавы, в Советской Украине в эпоху политики «коренизации», когда они были практически готовы к овладению всей территорией Малороссии – истинно православной страны! Тогда это была первая и не до конца успешная попытка «захвата Украины (Малороссии)». Вторая имела место уже в постмайданной Украине. И она, как мы теперь видим, оказалась много более успешной.
9. См. на сей счет экспертную оценку отечественного специалиста: Секретные протоколы «Пакта Молотова–Риббентропа» – фальшивка. Мнение начальника секретариата КГБ СССР (1990–1991 гг.) Валентина Сидака. 20 июня 2011 г. URL: http://work- engelsru/archives/7567
10. Со ссылкой на американского исследователя Т. Джордана эти максимы приводит в одной из своих статей известный отечественный географ Д.В.Заяц (см.: Заяц Д.В. В поисках оптимального районирования мира. URL: http://www.6hm.eduhmao.ru/info/1/ 3800/34799/).
11. См.: Как Сталин вежливо «отцепил» Правительство Польши в изгнании. 2 августа 1944 г. Стенограмма переговоров. URL: https://arctus.livejournal.com/74924.html
12. Об опрометчивости того шага в отношении Галиции, который в 1939 г. совершил Сталин, пишет например, известный российский политолог и историк Н.А. Нарочницкая (см.: Нарочницкая Н.А. Украина: историческая ретроспектива и геополитическая перспектива. URL: http://www.ruska-pravda.com/nit-vremeni/45-st-nitvremeni/21433 ukrainaistoricheskayaretrospektiva.html).
13. См.: Фурсов А.И. Отдать Львов полякам следовало еще Сталину. 4 апреля 2022 г. URL: https://www.politnavigator.net/fursov-otdat-lvov-polyakam-sle-dovalo-eshhe-stalinu. html
14. Киссинджер Г. Дипломатия / пер. с англ. – М.: «Ладомир», 1997. – С. 372.
15. Лысяк-Рудницкий И.П. Указ. соч. – С. 372.
16. См. об этом: Млечин Л. Нож в спину. История предательства. URL: https:// sharlib.com/read_1830 50-24
17. См. об этом подробно: Подпригора Б. Россия – Финляндия: счеты старые и новые. Инвентаризация отношений должна быть жесткой и прагматичной // Независимое военное обозрение. – 2023. – № 4. – С. 7.
18. П.Н. Дурново писал в своей записке: «Нам явно невыгодно, во имя идеи национального сентиментализма, присоединять к нашему отечеству область, потерявшую с ним всякую живую связь. Ведь на ничтожную горсть русских по духу галичан, сколько мы получим поляков, евреев, украинизированных униатов? Так называемое украинское или мазепинское движение сейчас у нас не страшно, но не следует давать ему разрастаться, увеличивая число беспокойных украинских эле-ментов, так как в этом движении несомненный зародыш крайне опасного малороссийского сепаратизма, при благоприятных условиях могущего достигнуть совершенно неожиданных размеров» (Записка Петра Николаевича Дурново императору Николаю II (февраль 1914 г.). URL: https:// pravoslavie.ru/36667.html).
19. Ulam A. Expansion and Coexistence: The History of Soviet Foreign Policy, 1917– 1967. – N.Y.; Wash. (DC): Praeger, 1968. – P. 299–300.
20. См. об этом подробно, например: Андрушко М. Карпатороссы: «Мы решительно против присоединения нашей территории к Украинской ССР». Об одном забытом юбилее. URL: https://ruskline.ru/news_rl/2021/12/17/karpatorossy_my_reshitelno_protiv_ prisoedineniya_nashei_ territorii_k_ukrainskoi_ssr; Русины просили Сталина сделать для них отдельную союзную республику – без присоединения к Украине. 6 мая 2016 г. URL: https://getsko-p.livejournal.com/657830.html; 75 лет назад Подкарпатская Русь стала частью Украинской ССР. 1 июля 2020 г. URL: https://peremogi.livejournal.com/52248958 html
21. См. об этом, например: «Да какая разница, Иосиф Виссарионович?» Как была создана самая «неукраинская» область Украины. 7декабря 2022 г. URL: https://dzen.ru/a/ Y5CNIu4byCm1YAfB
Декабрь 2023 г.
15.03.2024 · Россия и мир
05.03.2024 · Мировая политика
03.03.2024 · Россия сегодня