Михаил Смолин: Что такое демократия

Можно ли серьёзно выбирать себе власть? И одновременно считать выбираемых «слугами народа» и «народными избранниками»?

Демократия — самая безумная идея, которой когда-либо увлекалось человечество. Стоит только задуматься над смыслами, которые она транслирует, и дальше можно только удивляться её существованию.

Старые и современные теории демократии характеризуют себя как метод управления, основанный на теории, что Верховную власть в демократическом обществе составляют все наличные законные граждане. В рамках этой теории утверждается, что при демократии власть осуществляется с помощью массовой подачи голосов, в отдельности равных по значимости, на общественных голосованиях. То есть все граждане вместе составляют как бы общую сумму Верховной власти, а в отдельности — малые, но абсолютно равные части этой Верховной власти.

Демократическая теория утверждает, что все граждане есть правители, своеобразные держатели акций демократического государства. Демократия похожа на акционерное общество, где всякий владеет отдельным голосом, хотя и мизерным, но теоретически значимым и равным другим «акционерам».

Этот голос не даёт никаких видимых преференций в обществе, ни финансовых, ни властных. Он скорее похож на некий приватизационный ваучер, который теоретически договорились считать эквивалентом мелкой, «копеечной» части общей демократической Верховной власти. Пользование этим демократическим ваучером ограничено только очередными выборами или референдумами.

На выборах происходят процессы, схожие с нашей приватизацией 1990-х годов. Богатые и хитрые скупали тогда настоящие приватизационные чеки (ваучеры) у простого населения, точно так же как современные партийные политиканы предлагают массе граждан отдавать свои голоса за списки их партий. Партийцы, как политические торговцы, аккумулируют мелкие властные акции граждан в уже громадные пакеты акций Верховной власти, которые после выборов как бы обмениваются на существенные части управления обществом. Победившие партии создают фракции, выдвигают своих людей в правительство и пилят бюджет государств в своих интересах.

Чем дольше существует в каком-то обществе демократия, тем меньше граждане влияют на формирование решений в этом обществе. Власть узурпируется «слугами народа» — бюрократами и «народными избранниками» — партийцами. Постепенно они совместно с финансовыми воротилами вырабатывают удобные для них правила (законы), которые минимизируют влияние голосов (акций) простых граждан на результаты формирования властных структур.

Само существование партий обесценивает «копеечные» акции отдельных граждан. Партии — политические олигархи демократии. Огромные суммы, вкладываемые в избирательные кампании, сложная система регистрации партий, длинные электоральные циклы между выборами, развитая система партийных политических групп — всё это создаёт непроницаемое средостение между гражданами и властью. При постоянной информационной партийной пропаганде самостоятельные решения электората находятся под всесокрушающим давлением. «Слуги» и «избранники» тотально узурпируют власть в демократических обществах. Реальная Верховная власть перетекает из массы в финансовую и политическую элиту с неизбежностью, о которой писали ещё в древности.

 
Есть ли что-то новое в этом мире? 

«Олигархические и демократические государства, — писал древнегреческий ритор Исократ (436–338 до Р. Х.), — всегда добиваются равенства среди тех, кто располагает гражданскими правами, и у них высоко ценится, если один ни в чём не может иметь преимущества перед другим — обстоятельство, которое на руку дурным людям» (Исократ. III, 14–15).

Эти «дурные люди» непременно через какое-то весьма непродолжительное время приводят к гибели саму демократию. Происходит это при тех же процессах общественного разложения, которые описывал ещё Платон: «Граждан, послушных властям, там смешивают с грязью, как ничего не стоящих добровольных рабов, зато правителей, похожих на подвластных, и подвластных, похожих на правителей, там восхваляют и почитают… молодые начинают подражать взрослым и состязаться с ними в рассуждениях и в делах, а старшие, приспособляясь к молодым и подражая им, то и дело острят и балагурят» (Платон. Филеб. Государство. Тимей. М.: Мысль, 1999 С. 350, 351).

Интересно, что прежде чем заставить Сократа принять яд, афинская демократия обвиняла его в том, что «Сократ учил своих собеседников презирать установленные законы: он говорил, что глупо должностных лиц в государстве выбирать посредством бобов, тогда как никто не хочет иметь выбранного бобами рулевого, плотника, флейтиста или исполняющего другую подобную работу, ошибки в которой приносят гораздо меньше вреда, чем ошибки в государственной деятельности» (Ксенофонт. Воспоминание о Сократе. I, 2, 9).

Бобы, о которых идёт речь, играли в древней Греции важную роль при вытягивании жребия для занятия государственных должностей. В один сосуд клали белые и чёрные бобы, а в другой — имена кандидатов. И вынимали одновременно из этих сосудов боб и имя кандидата. Если вместе с именем кандидата вынимался белый боб, кандидат считался выбранным.

Таким способом формировали «полицию», судей, финансистов, коммунальщиков, служителей культа. Выбор военачальников, заведующих казной, воспитателей, архитекторов и некоторых других специалистов проходил через голосование, не полагаясь на случайно выпавший цвет бобов. Хотя и этот демократический способ не помог Афинскому государству устоять, когда оно столкнулось с Македонской монархией. В Македонской державе не было ни белых, ни чёрных бобов, ни избрания толпой военачальников. А были профессиональные воины и профессиональные властители, они и решили спор между демократической и монархической системами в пользу Македонии.

В принципе, исключая бобы, у нас сегодня происходят те же демократические процессы разложения общества.

Хотя до «бобов» мы не дожили только потому, что они предполагаются демократической теорией на стадии коммунизма. По марксистской догме, как писал Ульянов (Ленин), «функции надсмотра и отчётности» предполагалось выполнять «всем по очереди» пролетариям (См.: Ленин. Государство и революция. С. 50). А раз всем по очереди и неважно кому, то древнегреческие «бобы» были абсолютно неизбежны.

Но в целом ничего нового. Всё, как и раньше, при Сократе и Платоне. Всевозможные либерально-социалистические пропагандисты законопослушных граждан называют «рабами», «путиноидами», «ватниками». Информационный оппозиционный террор «подвластных, похожих на правителей», всё сильнее захватывает общество. Молодые всё яростнее начинают учить взрослых. Всё больше молодых, только-только кончивших учебные заведения, попадают в губернаторы, министры и депутаты. Причём не имеет большого значения, избираются они или назначаются.

Педократия и матриархат последовательно завоёвывают наше общество. Старшие стараются умственно «помолодеть», стать «понятными» молодёжи — «острят и балагурят». Думая, что их седина и морщины не столь заметны для юношей и девушек, нацеливаемых демократией отправить побыстрее «стариков» в отставку, в хосписы или подвергнуть их эвтаназии.

 
Чем всё это кончится?
И на этот вопрос уже давно дан ответ. Гипертрофированно разлившаяся в нашем обществе свобода незаметно перетечёт в настоящую тиранию.

«Разве в таком государстве не распространится неизбежно на всё свобода? — беседовал, вопрошая, Платон. — … переселенец уравнивается с коренным гражданином, а гражданин — с переселенцем; то же самое будет происходить и с чужеземцами… какое равноправие, и свобода существуют там у женщин по отношению к мужчинам и у мужчин по отношению к женщинам… Если собрать всё это вместе, самым главным будет, как ты понимаешь то, что душа граждан делается крайне чувствительной даже по мелочам: всё принудительное вызывает у них возмущение как нечто недопустимое. А кончат они, как ты знаешь, тем, что перестанут считаться даже с законами — писаными или неписаными, — чтобы уже вообще ни у кого и ни в чём не было над ними власти… Ведь чрезмерная свобода, по-видимому, и для отдельного человека, и для государства обращается не во что иное, как в чрезмерное рабство… Так вот, тирания возникает, конечно, не из какого иного строя, как из демократии; иначе говоря, из крайней свободы возникает величайшее и жесточайшее рабство» (Платон. Государство. 562с—564а).

Итак, гипертрофированная свобода, прививаемая демократией, есть лишь ступень к чрезмерной тирании. Крайности смыкаются. А потому от крайностей надо избавляться.

Как образ мысли и как образ управления демократия и есть такая опасная крайность — абсолютизация свободы, — то есть крайность безвластия и абсолютизация своего эгоизма.